– Плюс-минус час, – поправил Бармин. – Но могу повторить…
– Знаю, – кивнул Семенов. – Слишком глупо было бы убивать Белку рядом с дизельной собственным молотком и бросать эту улику на виду.
– Я убежден в этом…
– Погоди, Саша, эмоции нам не помогут. Веня, напряги память: не слышал ли какого звука, лая? Ну?
– Когда дизель ревет под ухом? – Филатов мрачно покачал головой.
– Веня. – Семенов подошел к Филатову, положил руку ему на плечо. – Посмотри мне в глаза: ты не убивал Белку?
Филатов побелел.
– Не убивал, Сергей Николаич.
– Так почему же, – Семенов сунул руку в карман, – возле Белки нашли твою зажигалку? Ковалев, где она лежала?
– Я же вам показывал, буквально рядом с Белкой.
По кают-компании прошел гул.
– Молчать! – Семенов пристукнул кулаком по столу. – Так как же это объяснить, Веня?
– Не знаю, Сергей Николаич, потерял я эту зажигалку недели две назад.
– Что-то уж очень много совпадений! – выкрикнул Ковалев.
– Насчет зажигалки Веня правду говорит, – сказал Кирюшкин. – Он у меня еще коробок спичек брал.
– Да, много совпадений, – будто про себя, задумчиво проговорил Семенов.
– Пожалуй, даже, слишком много – молоток, зажигалка, кофе ночью пил… – Он вновь прошелся по кают-компании, остановился возле Филатова. – Слишком много! Поэтому прошу не обижаться, но приступим к неприятной процедуре, другого выхода нет. Все здесь?
– Дугин в дизельной, – напомнил Кирюшкин.
– Всем надеть каэшки и рукавицы, – приказал Семенов. – Никому, ни под каким предлогом не выходить из кают-компании. Костя, позвони Дугину, пусть немедленно явится.
Недоуменно переглядываясь, люди столпились у вешалки, разобрали одежду.
– Каждому внимательно проверить, своя ли на нем каэшка, свои ли рукавицы!
– Какая разница?
– В чем дело, Николаич?
– Выполнять! – Семенов встал у выхода из кают-компании. – Сейчас будем по очереди подходить к доктору. Саша, приступай.
– Буду вызывать по алфавиту. – Бармин положил на стол листок с фамилиями, достал из кармана куртки большую лупу. – Горемыкин!
Теперь все поняли, что это за процедура, заволновались. Бармин через лупу тщательнейшим образом осмотрел каэшку рукавицы, брюки и сапоги повара.
– Все, Валя, садись здесь. Груздев!
– Никогда еще не был под следствием. – Груздев усмехнулся. – Вы очень эффектны, Саша, в роли Холмса.
Бармин шутки не принял.
– Дугин!
– Здесь я, – входя, откликнулся Дугин. – Собрание, что ли?
– Раздеваться не надо, – сказал Семенов. – Подойди к доктору.
– Медосмотр, – пояснил Томилин. – На вшивость.
– Ковалев!
– Кирюшкин!
– Кузьмин!.. У тебя на каэшке кровь!
– Палец порезал. – Кузьмин весь сжался. – Саша, побойтесь бога, вы же сами вчера перевязывали!
– Снимай каэшку, произведу анализ. Отойди, не мешай. Непомнящий!.. Да не вертись, замри, я тебя вскрывать не собираюсь! Осокин!.. Николаич, ты мне нужен… Видишь пятнышки, здесь и здесь?
Бармин соскоблил несколько комочков на чистый лист бумаги.
Осокин рванулся.
– Какие пятнышки? – Голос у него сел, по лицу прошла судорога. – Дружка выручаешь?
Железной рукой Бармин удержал Осокина на месте.
– Это мозг, – приблизив лупу к комочкам, сказал он. – А вот и кровь, на обоих унтах.
Семенов поднялся с колен и вперил в Осокина тяжелый взгляд.
– Ребята, не верьте, – оглядываясь, быстрым шепотом заговорил Осокин, – он дружка выручает! Вон, у Кузьмина тоже кровь! Может, кто мои рукавицы надел! Пусть всех проверяет!
– Проверим, проверим, – не сводя с Осокина тяжелого взгляда, сказал Семенов. – Валя, забери у него рукавицы, положи на стол поосторожней. Продолжай, Саша.
– Рахманов!.. Семенов!.. Соболев!.. Томилин!.. Филатов!
– Пусть его другой проверит! – Осокин не сидел, а подпрыгивал на стуле. На его искаженное отчаянием лицо было страшно смотреть. – Пусть Олег!
Бармин протянул лупу Ковалеву. Тот долго осматривал одежду Филатова.
– Солярка да масло, – сказал он. – Ты, Веня, не обижайся, зажигалка-то была твоя. Филатов отошел, не ответив.
– Теперь меня, – сказал Бармин.
– А, чего тебя? – Ковалев махнул рукой. – Все ясно.
– Проверяй! – потребовал Бармин.
И опять наступило молчание.
– Так во-от кто, оказывается… – тихо, с удивлением глядя на Осокина, протянул Горемыкин.
– Ребята, не верьте. – Глаза Осокина бегали и умоляли. – Никуда я ночью не выходил, а пятнышки – они от супа, они от чего хочешь могут быть!
– Позвольте! – Рахманов решительно дернул бородкой. – Извините, Сергей Николаевич, но лучше поздно, чем никогда. Возвратившись со срока, я долго не мог уснуть и видел, что Осокин оделся и покинул дом. Он отсутствовал не менее пятнадцати минут.
– Почему не сказали сразу? – устало спросил Семенов.
– Я не хотел бросать тень… не ожидал…
– И спокойно смотрел, как Веню топтали? – вскипел Томилин. – Даже обидно видеть такого… на месте Андрея Иваныча!
– Но я обязательно сообщил бы об этом, – нервно возразил Рахманов.
–Честное слово!
– Похвальное намерение, которое делает вам честь, – холодно сказал Семенов. – Осокин, почему вы убили собаку?
Осокин опустил голову.
– Я – не хотел ее убивать… сам себя не помню…
– Врете, Осокин. Вы обдуманно убили Белку, чтобы бросить тень на Филатова. Но, будучи первостатейным подлецом, преступником, вы оказались неумелым и – попались.
Осокин вскинул голову.
– А вы не оскорбляйте! Подумаешь, кокнул собаку! Когда людей на ваших глазах калечат – молчите, да? Ну, виноват, ну, выговор дайте, а, зачем оскорблять?