– Вот где рыбу удить! – Он подмигнул Ковалеву. – Тепло, конкуренты под боком не орут. Какие глубины?
– Резкий подъем. – Ковалев протянул Свешникову журнал. – Вчера было три тысячи четыреста метров, а сегодня тысяча двести семьдесят,
– Вползли на хребет Ломоносова, – удовлетворенно констатировал Свешников. – У нас с тобой, Сергей, в этом приполюсном районе минимальная глубина была – помнишь? – тысяча двести двадцать пять метров. А через двое суток – четыре километра! Район исключительно интересный, циркуляция атлантических вод в Арктическом бассейне изучена еще недостаточно, а хребет Ломоносова – помнишь наши споры, Сергей? – оказывает на нее существеннейшее влияние. Так что учти, Олег, твои данные в институте ждут с нетерпением, делом занимайся, а не рыбалкой.
– Да я… – возмутился Ковалев.
– Начальству, Олег, не возражают, перед ним должно трепетать! А помнишь, Сергей, как у нас в лунке морж прописался? Вхожу и вижу: торчит из океана усатая морда с клыками. – Решил – дьявольское наваждение. Трудно одному здесь ковыряться, Олег?
– Доктор у него на подхвате, – подсказал Семенов. – Вечным двигателем работает – лебедку вертит. Вот установим дизеля…
– А метеорологу кто помогает?
– Тот же Бармин. И еще прирабатывает мальчиком на камбузе.
– Надо, он и трактор заменяет, – вставил Ковалев.
– Ловко устроился, хитрец, на одной ставке за четверых, – похвалил Свешников. – А ты, Сергей, жаловался, тебя штатом обидели. Рекомендую Муравьеву, чтобы еще две-три единицы сократил, пусть доктор за мой кожаный костюм отрабатывает!
Они выбрались из палатки и направились к радиостанции. Возле длинного крытого фанерой магнитного павильона склонился над теодолитом Груздев. Увидев начальство, он выжидательно поднял голову.
– В гости не пригласишь? – спросил Свешников.
– Только о том случае, – поколебавшись, сказал Груздев, – если оставите все металлические предметы, часы, одежду с молниями…
– … и коронки с зубов, – закончил Семенов. – Не пустит нас этот бюрократ, Петр Григорьич. Свешников кивнул, и Груздев, беспокойно следивший за намерениями гостей, облегченно вздохнул.
– Взял координаты? – спросил Свешников. – Дай-ка мне лучше карту… Сколько за сутки продрейфовали?
– Три с половиной километра, – ответил Груздев.
– … восемьдесят восемь градусов пятьдесят две минуты… – Свешников уставился на карту. – Ты, Георгий, еще в школу бегал, когда мы спорили о генеральной схеме дрейфа льдов Арктического бассейна. Я склонен думать, что в ближайшее время вас завернет не к Канадскому архипелагу, а в пролив между, Шпицбергеном и Гренландией. Был бы рад ошибиться, – тогда Льдина, быть может, уцелеет и новая смена прилетит на готовенькое. Всякое может случиться, но готовьтесь к тому, что вас вынесет в Гренландское море.
– А раз так, – продолжил Свешников, – ни новых домиков, ни оборудования, кроме двух дизелей, завозить на станцию нет смысла. Перебьетесь с тем, что есть.
– Я просил заменить магнитную вариационную станцию, – напомнил Груздев.
– Поставь дяде Васе дюжину пива, отремонтирует, – посоветовал Свешников. – Великий мастер! Еще Кренкель пошутил, что единственное, чего Кирюшкин не умеет, – это рожать, и то лишь потому, что этого не требуют интересы дела. К полюсу тебя несет, Сергей. Может, и повезет, пройдешь через точку, мы с тобой тогда самую малость отклонились, километров на тридцать – прошли примерно там, откуда Папанин начал свой дрейф. Ну, а магнитные наблюдения, Георгий? Скажешь сейчас: отметил прелюбопытное возмущение магнитного поля?
– Именно так, – серьезно подтвердил Груздев. – Вы же сами прекрасно знаете, мы проходим крупнейший район магнитной аномалии северного полушария!
– А вот почему она здесь, аномалия? – задумчиво произнес Свешников. – Не курские края, в глубь Земли не заглянешь… Рано или поздно, а мы должны будем создать геологическую модель земной коры под океаном, выявить все запасы полезных ископаемых на планете. В Антарктиде, сам знаешь, нашли немало, а когда-нибудь и сюда люди доберутся. Тогда и вспомнят, где Георгий Груздев определял аномалии… Ну, колдуй, пока солнце позволяет.
Груздев вновь склонился над теодолитом.
– Как он, оттаял? – спросил Свешников, когда они отошли от магнитного павильона.
– Не совсем, – ответил Семенов, – больше «играет в молчанку», как говорит Томилин. Но не жалею, что он здесь. Какая-то шестеренка в его мозгу явно завертелась в другую сторону: тянется к ребятам и даже зашел ко мне на огонек, чего никогда не случалось раньше.
– Наверное, с разговором о смысле жизни?
– Информация правильная, – подтвердил Семенов. – Думаю, его здорово когда-то тряхнуло.
– Возможно. Он скоро снова к тебе придет, точно говорю.
– Почему так думаете? – удивился Семенов.
– А вот это, извини, не скажу, секрет. – Свешников рывком открыл дверь радиорубки, – Здравствуй, Костя, эфирная душа! Это ты запустил Райкина во время пожара? Молодец, гореть надо весело! А это и есть твой помощник? Будем знакомы: Свешников.
– Шурик, – растерянно пролепетал Соболев.
– А по отчеству?
– Алексеевич.
– Рад познакомиться, Шурик Алексеевич. Женат?
– Нет, – еле слышно пискнул Соболев. – Мне всего двадцать лет.
– В двадцать лет у моего деда было трое детей! – грозно сказал Свешников. – Товарищ Семенов, зачем берете в дрейф старых холостяков? По возвращении немедленно жениться и доложить!
Соболев столь решительно замотал головой, что все рассмеялись.
– Ладно, погуляй еще нестреноженный, – смилостивился Свешников, – Костя, передашь по старому знакомству парочку радиограмм?